Недавно вышедший на экраны американский фильм "Ярость" уже вызвал немало откликов, по большей части положительных – мол, военная драма, характеры… ну, и всё такое. Однако когда смотришь фильм, закрадывается подозрение, что авторы рецензий никогда в армии не служили. Ни в американской, ни в немецкой.

Итак, на экране 1945 год, апрель. Американские войска уже в Германии и продвигаются к Берлину. Причём, продвигаются спешно – но никаких упоминаний о русском наступлении на тот же Берлин в кадр не попадает.

О-кей, ладно, допустим, что это только начало апреля и советское наступление на столицу рейха ещё не началось...

Сюжет незамысловат. В экипаж "Шермана", которым командует бывалый и все круги фронтового ада прошедший ветеран (Брэд Питт) присылают взамен погибшего стрелка-радиста некоего юнца-писаря, никогда прежде в танк не влезавшего. Назначение странное, но чего только на войне не бывает…

Юнец, разумеется, зелен, бестолков, необстрелян, и отец-командир должен из него сделать воина буквально "на ходу" – и делает. Зря, что ли, танк носит неформальную кличку "Ярость".

В этом, собственно, драма и состоит. И она была бы даже и ничего себе, если бы не реалии.
Мы много, часто и заслуженно ругаем наши военные фильмы за нереалистичность, но то, что наворочено в "Ярости", запросто может по части полёта фантазии дать сто очков вперед любой из наших квази-военных лент.

Во-первых, сразу бросается в глаза, что толпы немецких беженцев бредут почему-то навстречу американским танкам. Уже странно. Во-вторых, эти самые американские танки разъезжают по дорогам Германии безо всякой разведки, отчего и становятся жертвами выстрелов из фаустпатронов прямо в борт из придорожной "зелёнки". Ну да ладно, немцы в этом фильме ведут себя точно так же...

Драма же состоит в том, что экипаж танка "Ярость" и его командир – люди, мягко говоря, очень разные. Громилообразный механик, водитель-мексиканец и наводчик "Святоша" несмотря на кошмарный опыт войны не испытывают особой личной ненависти к немцам… в отличие от командира.

Тот знает немецкий язык и ненавидит "гансов" люто. Он запросто может пустить в расход пленного и постоянно объясняет новобранцу, что "с ними по правилам нельзя". Причем, на конкретных примерах: то демонстирует салаге компанию нацистов, коллективно покончивших с собой перед приходом союзников, то читает надписи на телах повешенных эсэсовцами "дезертиров" (14-15 лет от роду), то милостиво решает всё-таки взять в плен "гитлерюгендов" такого же возраста.

В общем, ярость в Бреде Питте налицо, хотя причина этой ярости так и остаётся невыясненной. Он, конечно, и в танке горел (спина вся в ожогах), и повидал всякого, но ведь все остальные видели то же самое…

В общем, классика: своего сурового командира экипаж искренне любит и ценит, поскольку воюет под его командой уже два с половиной года и до сих пор жив. Всё это очень мило, но причина командирской ярости так и остается за кадром. Развернуть этот сюжет авторы фильма не хотят (или просто не знают, что придумать) и быстренько переводят ярость в последний бой.

Выглядит он так. Одинокий танк "Ярость" подрывается на мине возле какого-то одинокого дома на перекрестке дорог. Посланный в дозор салага-радист обнаруживает, что к этому месту движется целый батальон немцев с фаустпатронами, двумя грузовиками и БТРом. При этом маршируют немцы опять-таки безо всякой разведки и с песнями.

Взмыленый салага прибегает с этой новостью к командиру и тут начинается самое удивительное. Экипаж обездвиженного танка сначала решает было просто свалить по-быстрому в ближайший лесок, но яростный Брэд Питт говорит "нет"; буду сражаться, а кто трус – тот пусть проваливает.

Поступок странный. Все "сражение" при таком раскладе займет минут десять и закончится общей гибелью. Ярость получается уже не благородная, а слепая. И, чтобы как-то её оправдать, голливудские сценаристы начинают лепить одну несуразицу на другую.

В самом деле, что делать в таком случае? Даже неподвижный танк – сила немалая. Тем более, что местность открытая, дорога просматривается метров на пятьсот, а на такой дистанции можно запросто и БТР, и грузовики сжечь, и пехоту проредить, а затем "сделать ноги" со спокойной совестью.

Но нет. Столь очевидное решение яростного командира не устраивает. Он требует замаскировать танк под подбитый и подпустить немцев поближе …

А дальше начинается совсем уж фантасмагория. Вместо того, чтобы отбежать от внезапно ожившего танка, залечь в канавах и затем подобраться к нему с фаустпатронами, немцы кидаются на стальную машину врукопашную. Зачем – совершенно непонятно.

Впрочем, нет; как раз понятно. Весь этот бред нужен для того, чтобы сделать гибель экипажа не бессмысленной, а геройской. Героизм так и прёт: небо темнеет от взрывов и гари, а герои-американцы по ходу дела даже выскакивают из танка для того, чтобы… пополнить боекомплект. Да-да – оказывается ящик с патронами для пулемета салаги-радиста снаружи забыли. Хоть стой, хоть падай.

Поведение немцев тоже продолжает удивлять: про фаустпатроны они всё-таки вспоминают, но палят из них как-то очень уж деликатно: танк так и не загорается. И даже когда "Ярость" умолкает окончательно, нацисты не удосуживаются танк взорвать. Просто осматривают и идут куда-то дальше по своим нацистским делам.

Даже удивительно – ведь и у них, наверно, есть какое-то командование и боевая задача. Так чего ж ради было кидаться на один-единственный танк и гробить на шаманские пляски вокруг него чуть ли не пол-батальона? Но подумать об этом авторы картины зрителю уже не дадут, а чудом выжившего салагу-стрелка вытащат из танка представители американской медицинской службы. Когда же танк успел оказаться в глубоком тылу? А чёрт его знает. Тут нужно просто смотреть и сопереживать, а не рефлексировать. На то он и Голливуд.

Когда-то у нас по поводу всяких несуразиц была в ходу присказка "кино и немцы". Теперь присказка явно устарела, её место должна занять другая: "кино и американцы".